Мики пристально смотрела на Рут. Знакомые симптомы возбуждения становились все отчетливее — невольное подергивание головы, рубленые слова, дрожащие руки, — и Мики охватила тревога. Возраставшее напряжение стало почти осязаемо, словно оно было живым существом. Для Рут оно таким и было — комок гнева и смятения разрастался внутри нее с каждой минутой.
— Прекрасные деньки, — сказала Рут. — Лучшие дни. Простые, никаких забот. Заботиться приходилось лишь об оценках. И время летело быстро. Помню, как я впервые сидела здесь, слушала речь декана Хоскинса и подумала: «Боже, еще четыре года!» Но сейчас кажется, что я глазом не успела моргнуть, как пролетели эти годы. Куда они подевались? — Она полными недоумения глазами посмотрела на Мики. — Куда они подевались?
— Эй! — с третьего яруса донесся голос Сондры. — Вот мы где!
Сондра резко повернулась, посмотрела на подруг и в то же время инстинктивно вскинула скованную шиной руку, чтобы указать на фотографии. Она потеряла равновесие, попятилась назад и упала на ступени.
Мики сорвалась с места и побежала, Рут тут же последовала за ней. Когда они оказались на том месте, где была Сондра, та с трудом поднималась на колени, проклинала собственную глупость и морщилась от боли.
Мики с Рут помогли ей сесть на место в конце ряда.
— Иногда я забываюсь, — сказала Сондра. Ее лицо исказилось от боли. — Я забываю о своих руках и думаю, что они целы. Я с детства никогда не падала с лестницы!
Мики опустилась на колени, чтобы осмотреть руки Сондры, Рут осталась на месте и смотрела на подруг непроницаемым взглядом.
— Где болит? — спросила Мики.
— Ой! Здесь. Шина врезалась мне в кожу.
Мики хотела подвигать рукой Сондры, но та вскрикнула от боли.
— Наверно, падая, ты ударила руку о сиденье. Рука согнулась и сместилась.
Сондра снова вскрикнула и, к удивлению Рут, тут же рассмеялась:
— Надо же было дождаться последнего дня, чтобы отколоть такой номер! Снимем шину, Мики. Мне страшно больно.
— Хорошо. Все равно ее сегодня надо снимать.
Пока Мики осторожно высвобождала руку Сондры из железного заточения и осматривала то место, где шина врезалась в нежную кожу и где расплывался синяк, Рут продолжала неподвижно стоять позади них, ее тело одеревенело, губы сжались в тонкую линию.
Сондре стало хорошо от прикосновения к обнаженной коже прохладного воздуха, все тело охватило ощущение легкости.
— Ну как? — спросила Мики.
— Такое ощущение, будто меня выпустили из одиночного заключения. Из-за этих штук я стала бояться замкнутого пространства!
Мики смотрела на тонкую руку, безжизненно лежавшую на коленях Сондры, ладони смотрели вверх, пальцы изящно согнуты. Красивая рука, несмотря на тонкие линии шрамов и бледные кружочки пересаженной кожи. Эту руку Мики знала, как свою собственную, она ее восстановила, снова сделала приятной для глаза. Эта операция венчала не только труд пяти месяцев, но и восемнадцать лет изучения медицины. Мики вдруг почувствовала большое удовлетворение достигнутым. Вот ради чего она жила. Ах, если бы…
— Что ты чувствуешь? — спросила она. — Не хочешь подвигать ею?
Сондра взглянула на неподвижную руку, руку, которую некоторые врачи хотели ампутировать, и почувствовала, что ее охватывает неизведанный, новый страх. Она все семь месяцев знала, что этот момент должен наступить. Но когда он наступил, ее обуял непонятный страх.
— Можешь пошевелить пальцами? — ласково спросила Мики.
— Не знаю. Я так давно не шевелила пальцами, что не знаю, помню ли, как это делается. — Сондра боязливо рассмеялась.
— Что с тобой, черт подери! — вдруг закричала Рут.
Сондра и Мики испугались и подняли головы. Лицо Рут страшно побледнело, глаза широко раскрылись и потемнели. Руки она чопорно держала по швам, два кулачка подрагивали.
— Как ты можешь смеяться! — кричала она. — Как ты можешь шутить! Боже мой, ты ведешь себя так, будто речь идет о пустяках! Сондра, я не понимаю тебя! Как ты можешь мириться с этой ужасной трагедией, которая произошла с тобой?!
— Рут, — прошептала ошарашенная Мики.
На полных боли и недоумения глазах Рут выступили слезы. Ее голос дрожал.
— Сондра, ты потеряла мужа! Ты забыла об этом? Ты потеряла его, он ушел навсегда, и ты больше его не вернешь! Как ты можешь сидеть здесь и шутить о том, что произошло с твоей жизнью? — Она поднесла руки к лицу и зарыдала.
Мики, никогда не видевшая, Рут плачущей, встала и положила руку ей на плечо. Но Рут отступила на шаг, ее заплаканное лицо исказил гнев:
— Ты такая же безумная, как и она! Как ты можешь мириться со своим положением? Ты так и не получила того, что хотела, — ребенка, которого так отчаянно желала родить. Черт подери, как ты можешь мириться со всем этим? Жизнь порочна!
Когда Рут хотела было побежать наверх по ступенькам, Мики схватила ту за руку и крепко держала ее. На мгновение их взгляды встретились в безмолвном столкновении, затем внутри Рут, видимо, наступил кризис: ее тело обмякло, лицо утратило гневное выражение, и видно было, что она вот-вот расплачется. Она действительно бросилась в объятия Мики и зарыдала.
Обе какое-то время стояли, пока Рут наконец не избавилась от яда, гнева, горечи и подавленности, которые накапливались до тех пор, пока под собственной тяжестью не вырвались наружу.
— Я не хочу потерять его! — плакала она в объятиях Мики. — Я люблю Арни и не знаю, как его удержать!
Мики помогла Рут сесть на устланную ковром лестницу, уселась рядом с ней, все еще обнимая ее рукой за плечо.