За пеленой надежды - Страница 88

— Сара, деточка, нельзя совать карандаш в нос.

Арни обернулся и увидел, как Рут наклонилась, подняла малышку и начала качать ее в гамаке из халата между своими коленями. Рут взяла маленький розовый кулачок и прижала его к своему животу.

— Вот здесь, Сара, находится твой новый братик или сестра. Поздоровайся, Сара. Она тебя услышит.

Сара гукала и пускала слюни на халат Рут. Арни снова покачал головой. Как только она справляется с этим? Еще в 1972 году он считал, что все сразу сделать не удастся. Пожениться, завести новый дом, семью и продолжить медицинскую карьеру — фантастика. Ей часто приходилось работать по сто часов в неделю, и схватки у нее начались в больнице во время обхода больных. Рут продолжала принимать своих пациентов, иногда останавливаясь и прислоняясь к стене, ожидая, когда утихнет очередная схватка, затем спокойно зашла в палату, уведомила сестер о надвигающихся родах и вытянулась на койке прямо рядом с одной из своих пациенток.

Конечно, если сразу заниматься многими делами и вдруг протянуть руку, чтобы почесать нос, что-то обязательно упадет. Сначала постоянный беспорядок в доме, как и ощущавшийся иногда дефицит офисных рубашек, раздражали Арни. Когда он возвращался домой после трудного дня, проведенного за неразборчивыми налоговыми декларациями, приходилось готовить ужин и укладывать детей спать, иногда целыми днями не видя жены. Но Арни привык к этому. Теперь он особенно и не думал над этим, поскольку был и кормильцем, и домохозяйкой в одном лице. Эти пять лет оба трудились не покладая рук, и время пролетело как один миг. Арни работал в бухгалтерской фирме Сиэтла, по ту сторону залива, и получал хорошую зарплату. Он брал дополнительную работу — составлял налоговые декларации, советовал, куда вложить капиталы, подрабатывая таким образом, но денег все равно не хватало. Теперь Рут завершила ординатуру и начала собственную практику в Уинслоу. Вскоре у них будет больше денег, и тогда у него под рукой всегда найдется чистая рубашка.

— Дорогой, ты не опоздаешь? — спросила Рут.

Арни взглянул на стенные часы, почти скрытые картинами, которые дети нарисовали пальцами и цветными карандашами, и заметил, что те снова остановились. Это были новые часы, скорее служившие украшением, нежели средством определения точного времени: они были вмонтированы в один из углов зеркала в раме. Ни проводов, ни штепсельной вилки, всего лишь батарейки, которые постоянно садились. Эти часы в прошлом январе подарила сестра Рут, когда тьма тьмущая родственников семейства Шапиро нагрянула к ним домой, чтобы отметить пятую годовщину брака Рут и Арни.

Пять лет. Пять лет жертв, лишений и терпения. Но сейчас стало ясно, что их страдания не были напрасны. Как только Рут обзавелась практикой и, подобно всем, работала нормальный рабочий день, возвращалась домой каждый вечер и проводила больше времени с семьей. «Конечно, — в который раз решил Арни, — игра стоила свеч».

В эти дни Арни очень часто критически разглядывал себя. Он первым делом обратил внимание на линию роста волос, которая явно начинала отступать, оставляя залысины. Каждое утро все больше волос на подушке, каждый вечер все больше волос на расческе. Что поделаешь, ведь в прошлом месяце он отметил сорок лет. Над ремнем у него навис маленький животик, и, наконец, он начал носить неизбежные бифокальные очки.

Арни пересек кухонный пол, отделанный кафельными плитами, и кончиком пальца постучал по часам. Часы не проявили признаков жизни. В зеркале он увидел отражение Рут. Она снова опустила Сару на пол и теперь поглаживала свой живот. Он поклялся не выдавать ей своей тревоги, но все равно чувствовал ее.

— Ты точно не хочешь, чтобы я пошел вместе с тобой? — спросил он как мог более непринужденно.

— Нет, дорогой. Все в порядке. Иди на работу. Я позвоню тебе, когда все закончится.

Когда все закончится… Анализы, которые покажут, можно ли им сохранить этого ребенка.

Рут с самого начала восприняла это очень спокойно. Вчера она вернулась домой с осмотра у нового гинеколога доктора Мэри Фарнсуорт, которая переняла практику доктора Поттера. За ужином, когда они ели жареного барашка и слушали щебетание детей, Рут сказала деловым тоном:

— Да, кстати, Мэри хочет, чтобы ты зашел к ней и сдал анализ крови.

— Зачем?

Рут пожала плечами, но то обстоятельство, что она избегала смотреть в глаза мужу, выдало ее тревогу.

— Видишь ли, похоже, она взяла у меня кровь, чтобы проверить на какой-то ген, и обнаружила его, а теперь на всякий случай хочет взять кровь у тебя.

— О чем ты говоришь? Какой ген?

У Рут было правило за едой не касаться неприятных тем, и оно распространялось как на политические новости, так и на препирательства насчет того, кому первому читать вечернюю сказку. Ради хорошего пищеварения есть следует в приятной обстановке. Серьезные разговоры оставлялись на потом. Но в этот вечер Рут навещала пациентку, у которой были схватки, и через час ей предстояло вернуться в больницу.

— Всего лишь ген, Арни. Ты ведь не любишь, когда вдаются в медицинские подробности.

— Боже, Рути…

— Мэри тебе все объяснит, хорошо?

Рут бросила на него взгляд, который должен был сказать: «Не тревожь девочек», но на самом деле говорил: «Я расстроена, поэтому не усугубляй ситуацию».

Арни отправился к доктору Мэри Фарнсуорт, и та действительно все объяснила.

— Мистер Рот, я на всякий случай обследовала вашу жену с учетом ее родословной. Имеющийся у нее ген дает о себе знать примерно раз в сто лет, но среди евреев, особенно евреев из Восточной Европы, он проявляется через двадцать семь лет. Ваша жена сама не может передать эту болезнь ребенку, но если и у вас обнаружится такой ген, с вероятностью двадцать пять процентов можно сказать, что на свет появится ребенок с амавротической идиотией. Ребенок, который вряд ли дотянет до четвертого дня рождения.