За пеленой надежды - Страница 38

— Каким врачом вы собираетесь стать?

— Пластическим хирургом.

— Почему?

И Мики рассказала ему о родимом пятне и докторе Крисе Новаке. Она говорила спокойно, а ведь еще два года назад она скорее умерла бы, чем решилась рассказать об этом. Она не успела досказать, как заметила, что Джонатан Арчер хмуро разглядывает ее лицо.

— На какой стороне оно было?

— Угадайте.

Молодой человек встал и подошел к смотровому столу, на котором, болтая ногами, сидела Мики. Он нежно взял ее за подбородок и повернул его сперва в одну сторону, затем в другую. Сначала он смотрел глазами кинооператора, потом глазами обычного мужчины.

— Я вам не верю, — наконец сказал он.

— И тем не менее, это правда. Родимое пятно все еще там. Доктор Новак не удалил его — просто прикрыл. Мне приходится беречься солнечного света, а когда я смущаюсь, краснеет только одна щека.

— Можно посмотреть, как вы это делаете?

— Я не умею краснеть по приказу!

Джонатан чуть приблизился к ней, их ноги соприкоснулись, он все еще держал ее за подбородок.

— Мне бы хотелось заняться с вами любовью, прямо на этом смотровом столе, — тихо произнес он.

У Мики перехватило дыхание, и она поняла, что краснеет.

— Ха! — произнес он, отступая назад. — Вы правы. Покраснела только левая щека.

Мики молчала. Он вернулся к своему стулу, взял булочку и начал есть.

— Значит, вы хотите стать пластическим хирургом и избавить весь мир от уродства?

— Люди не рождаются по заказу и не знают, что из них сделает природа. Если вы родились с приятной внешностью, это не значит…

— Вы так считаете?

— Я хотела сказать, что…

— Доктор Лонг, половина вашего лица снова покраснела.

Мики положила чашку и встала:

— Я ведь не смеялась, когда вы говорили о своей жизни.

Джонатан тут же вскочил на ноги.

— Постойте! Извините! Я дразнил вас. Я не имел в виду ничего плохого. — Он взял ее за руку. — Простите меня. Ну не уходите! Пожалуйста!

Мики подняла глаза на него:

— Джонатан, я никогда не была уродливой. Мало кто из людей уродлив. Но в своем воображении я была именно такой. Родимое пятно выглядело, как солнечный ожог, но поскольку я была уверена, что выгляжу смешной, то и вела себя нелепо. Когда доктор Новак убрал пятно, я стала новой женщиной. В ту ночь родилась новая Мики Лонг — настоящая. Ничто так сильно не изменило меня, как собственное представление о себе. И как раз этому я хочу посвятить свою жизнь — помочь людям с физическими изъянами представить себя в лучшем свете и, следовательно, жить счастливее.

Арчер пристально смотрел на нее, завороженный ее голосом и лицом. Вдруг он сильно пожалел о своем минутном легкомыслии.

— Вы бесподобны, — сказал он наконец.

Оба смотрели друг на друга. Мики почувствовала, как его пальцы крепче сжимают ее руку, и вдруг ощутила сильное физическое влечение, какое испытывала только один раз — два года назад, в руках Криса Новака.

— Вы узнали, как я живу, — тихо сказал Джонатан, — теперь расскажите мне о себе.

— Тут нечего рассказывать.

— У вас есть семья?

— У меня никого нет. Отец бросил нас, когда я была маленькой, а мать умерла два года назад.

— Значит, вы остались одна.

— Да…

На звонок телефона ни он, ни она не отреагировали. А когда прозвучал голос дежурной медсестры: «Извини, Мики, тебе пора на пробу спинного мозга», — оба не отрывали глаз друг от друга.

Наконец Джонатан сдвинулся с места, Мики откашлялась и взглянула на часы:

— Джуди, сейчас иду. Спасибо, что предупредила.

У двери она обернулась:

— Спасибо за завтрак-обед. Все было очень вкусно.

— А что если нам в субботу вечером поужинать?

Мики покачала головой:

— У меня дежурство.

— А когда у вас нет дежурства?

— Когда я на вызове.

— А остальное время?

— Я в постели.

Джонатан вздохнул. Любой другой девушке он сказал бы что-нибудь «остроумное», вроде: «Тогда я присоединюсь к тебе». Но не Мики Лонг. Он был убежден, что она совсем особенная.

— Джонатан, вся моя жизнь — работа. Извините. Каждую неделю тридцать шесть часов в больнице и восемнадцать условно свободных. Но ведь у меня еще занятия в колледже, и многое надо прочитать сверх программы.

— Похоже, нам не везет с самого начала.

— Похоже на то.

— Но разве вы не можете выкроить время? Самую малость?

Мики последний раз взглянула на него и открыла дверь.

— Я попытаюсь.

12

Рут снова участвовала в соревновании, в новом марафоне. Но на этот раз призом будет не коробка с акварелями, не более высокие оценки и не положение на курсе.

Призом станет ребенок.

Рут заняла мягкое обитое гофрированным велюром кресло в тихом углу Энсинитас-Холла, куда через окно падали лучи октябрьского солнца. На коленях у нее лежали календарь, записная книжка на спирали и карандаш. Рут была занята подсчетом лунных циклов и дат, когда ее отвлекли женские голоса. Девушка подняла голову и увидела группу первокурсниц, которые собирались у камина. И откуда взялась эта порода студенток?

Они сидели на полу, скрестив ноги — около тридцати девушек с длинными прямыми волосами, заправленными за уши, все в брюках, слаксах или джинсах, в крестьянских блузках, мужских рабочих рубашках, свитерах, а одна и вовсе в майке, на которой было написано: «Женщина без мужчины — все равно что рыба без велосипеда». Они общались друг с другом с небрежной фамильярностью, словно не встретились впервые в прошлом месяце, а знакомы уже много лет. Две чернокожие девушки и две чиканы кивали и общались с белыми американками с такой непринужденностью, какая еще несколько лет назад была немыслима.