— А если тебя не возьмут, куда ты пойдешь?
— Меня возьмут, Джонатан.
— Мики, если ты это место не получишь…
— Тогда вполне можно остаться в больнице Святой Екатерины. Джонатан, я получу эту интернатуру.
Он коснулся ее лица:
— И начиная с июля ты проведешь год на Гавайских островах?
— Шесть лет. Ты забыл о пятилетней ординатуре.
Он отвернулся и с силой впечатал кулак в ладонь другой руки.
— Мики, я не могу жить без тебя шесть лет.
— Тогда поедем вместе.
Джонатан обернулся, и на его лице появилось удивление:
— Ты же знаешь, что я не могу это сделать. Ты знаешь, что я намереваюсь создать здесь. Ты ведь не захочешь, чтобы я бросил все это!
— Но от меня ты как раз этого и требуешь.
Джонатан дышал глубоко, стараясь побороть свое разочарование. В этом разговоре не было ничего нового. Две недели назад они беседовали о том же, когда вместе с Рут и Арни ходили в городскую ратушу. Там состоялась скорая гражданская церемония, на которой Сондра Мэллоун плакала, а Джонатан и Мики осознали горькую правду, которую никому из них не хотелось признавать.
— Я буду жить в нашей квартире у колледжа, — сказала Рут во время скромного свадебного обеда в маленьком ресторанчике недалеко от городской ратуши. — Эти шесть месяцев до выпуска станут решающими. Не могу же я каждый день приезжать сюда из Тарзаны.
Джонатан повернулся к Арни, который, как обычно, хранил спокойствие.
— Когда вы уезжаете в Сиэтл?
— Как только я завершу здесь все дела. Я продал свою половину бухгалтерской фирмы партнеру, и он уже взял нового сотрудника. В Сиэтле мне сразу придется начать с поиска работы. Рут приедет ко мне в июне.
Джонатан и Мики обменялись взглядами: оба понимали, на какие жертвы идут их друзья…
Джонатан резко встал, чувствуя, что его разочарование переходит в бессилие. Он привык добиваться своего, управляя событиями на съемочной площадке.
— Мики, давай покатаемся, — вдруг сказал он, подходя к шкафу, чтобы забрать свою ветровку. — Я чувствую, что меня одолевает клаустрофобия.
К удивлению девушки, вместо того чтобы поехать к океану, Джонатан повел свой «порше» к автомагистрали Сан-Диего, затем на север, пока не оказался на автомагистрали Вентура, и направился на запад. Оба молчали, каждый старался придумать новые слова, новые убедительные аргументы, а когда машина ехала через Вудленд-Хиллз к малонаселенному уголку долины Сан-Фернандо, Мики начало одолевать любопытство.
Вскоре Джонатан свернул с кольцевой развязки и повел машину на запад, к горам, подальше от света и транспорта, и вскоре у них под колесами оказалась не асфальтовая, а грунтовая дорога. Долина осталась позади, машину окутала темнота. Наконец свет фар выхватил из тьмы ржавый решетчатый забор и поржавевший знак с надписью: «Не въезжать». Джонатан остановил машину и выключил двигатель.
— Где мы? — спросила Мики.
Он повернулся к ней в темноте и коснулся ее волос:
— Я не хотел тебе показывать это. Я собирался открыть это место в торжественной обстановке. Пойдем.
Джонатан вел ее за руку, следуя за белым пятном света от фонаря. Под их ногами хрустел гравий. Ночь была холодной, и темнота казалась почти зловещей. Он остановился перед закрытыми на цепь воротами, на которых висел выдержавший натиск природы знак с надписью «Частная собственность», и отпустил ее руку.
— Что ты собираешься делать? — шепотом спросила она.
— Сейчас увидишь.
Он достал ключ, и через мгновение ворота открылись перед ними. Джонатан снова взял Мики за руку и повел ее дальше.
Сначала казалось, что они идут в никуда, в огромную мрачную пустоту, которую не назовешь ни землей, ни небом, но, когда фонарь Джонатана стал выхватывать куски земли то тут, то там, Мики начала кое-что различать. Массивные здания и склады, фасады магазинов с разбитыми витринами и облупившейся краской, уцелевшие участки тротуара, накренившийся дорожный знак. Это был жуткий покинутый город.
— Где мы? — вздрогнув, снова прошептала она.
Это место Мики не нравилось.
— Старая киностудия Моргана. Она закрылась в тридцатых годах. Киностудию бросили, и она разрушается.
— Киностудия?
Они углубились в темноту, шли мимо силуэтов старых зданий, натыкались на какие-то обломки, после чего впереди послышался шум разбегавшихся мелких существ.
— Старик Александр Морган был тираном и безумцем, — говорил Джонатан приглушенным голосом, словно боясь разбудить спящих призраков. — Но он делал превосходные немые фильмы. Он был гением, однако к концу жизни, когда появилось звуковое кино, фильмы Моргана изменились. Они стали какими-то неестественными и странными… Дело кончилось тем, что Моргана уволили.
Мики всматривалась в ночь, пытаясь увидеть то, что видел Джонатан, и ощущая в темноте присутствие неприкаянных духов из великого прошлого кино.
— Почему ты привел меня сюда?
Он остановился, повернулся к ней, и в слабом свете звезд Мики увидела его напряженный взгляд.
— Мики, я купил все это, — сказал он. — Я хочу вернуть этому месту жизнь.
— Но… разве здесь не одни развалины?
— Да, много развалин, но многое здесь можно спасти. И не только здания и опоры. Мики, главное — это земля. Это место идеально расположено. Когда пионеры кинематографии впервые прибыли в Калифорнию, выбрали это место из-за живописного ландшафта и солнца, которое светит круглый год. Днем ты бы увидела, что это место будто создано для съемки.
Он отвернулся и направил фонарь на призрачные фасады.