За пеленой надежды - Страница 63

Мики взглянула на пальцы, обхватившие ее руку.

— Миссис Мортимер, мне придется сказать ему правду…

— Прошу вас! Это погубит его. Пожалуйста, не говорите ему!

19

Предание гласит: однажды много лет назад Бог по имени Лоно решил обрабатывать землю и поэтому обратился в человека. Работая, он случайно ударил себя киркой по ноге и нанес себе ужасную рану. Появился Кейн, творец, величайший из гавайских богов, и научил Лоно, как исцелить свою рану, наложив на нее припарку из листьев пополо. Затем Кейн передал Лоно, который стал Лоно-Пуха, Лоно Возвышенным, все свои знания о лечебных травах и искусстве исцеления, таким образом делая Лоно-Пуха богом-покровителем всех врачей, которые обращались к нему.

На том месте, где Кейн сотворил чудо, возвели храм, куда хромые и слабые могли прийти и изгнать злых духов болезни из своих тел — простой храм, построенный из веток коа и священного дерева охиа. Однако с течением времени, пока боги один за другим отступали перед напором нового мира и нового века, и по мере того как боги стирались из памяти, на месте, священном для Лоно-Пуха, построили новый храм для поклонения другому богу исцеления — белому богу. Все началось в 1883 году, когда британцы соорудили небольшую миссионерскую лечебницу и хвастливо назвали ее «Виктория Великая».

К тому времени, когда Мики Лонг прибыла в «Викторию Великую», этот храм медицины возвышался над плодородной землей Оаху на десять этажей. Его возводили из бетона и стекла, а о прошлом напоминали миссионерские солнечные часы у края гигантского плачущего баньяна. Вот как раз на этом месте и сидела Мики, на мраморной скамье в стороне от бетонированной дорожки, которая разрезала пополам безупречно ухоженные больничные лужайки. День стоял чудесный, если б не жара: остров переживал изнуряющий осенний период, когда пассаты затихают и ветры начинают дуть с экватора, принося высокую влажность и нестерпимую жару.

Мики, наслаждаясь нежданным тридцатиминутным перерывом между операциями, сидела на солнышке и ела из чашки йогурт, а заодно читала письмо Сондры, которое уже три дня носила с собой.

Привет, Мики! Как у тебя дела? Надеюсь, хорошо. Боюсь, что мне все еще трудно привыкнуть к этому месту. За последние полтора месяца мне пришлось забыть очень многое из того, чему меня учили в Финиксе. Интерном мне казалось, что нас безжалостно загоняли, и я не могла дождаться, когда все закончится. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как легко нам было! В этой миссии нет ни рентгена, ни электрокардиографа, ни портативной диагностической аппаратуры. Нет лаборантов, которые могли бы брать анализы крови. Нам приходится заниматься всем этим при помощи очень примитивной аппаратуры. К слову, наша лаборатория здесь, мягко говоря, в зачаточном состоянии: один микроскоп и одна центрифуга. Мы сами делаем работу лаборантов, гистологов, цитологов и патологов. Нам даже приходится самим устанавливать группу крови и резус-фактор.

Здесь все безнадежно устарело. Мы используем давно вышедшие из употребления препараты, которых я в своей практике прежде ни разу не видела. А в операционной находится бак с циклопропаном, запрещенный в той больнице, где я стажировалась! Похоже, я не могу отучиться от привычки полагаться на вещи, к которым меня приучили. Например, респираторы. Я распорядилась надеть на пациента респиратор, а доктор Фаррар поинтересовался, не собираюсь ли я поехать за ним в Найроби вместе с больным!

У нас с Дерри все время происходят стычки. Он пока не разрешает мне никуда выезжать, и за полтора месяца, что нахожусь здесь, я еще не притронулась к скальпелю. А теперь у меня возникли проблемы еще и с медсестрами: те не знают, что и думать обо мне, женщине-враче. Они большей частью либо игнорируют мои распоряжения, либо бегут к Дерри и Алеку за подтверждением. Все медсестры обучены в Момбасе по старой британской системе, которая требует классового разделения между врачами и обслуживающим персоналом. К примеру, если врач входит в палату, медсестра должна встать и предложить ему свой стул. Они с подозрением относятся к моим попыткам подружиться с ними.

Таким же образом ведут себя местные пациенты: они не доверяют мне. Им вдолбили в голову, что белый мужчина — целитель, а белая женщина годна лишь для приготовления чая.

Я пока еще не составила определенного мнения о Дерри. Внешне он очень спокойный человек, себе на уме и особенно не старается чему-нибудь научить меня. По этой части мне приходится доверять Алеку Макдональду…

Мики достала из конверта фотографию. На ней была снята необычная сцена: в тени фигового дерева замерли пять человек, а перед ними с важным видом — странная птица. На обороте Сондра написала:

Слева направо: преподобный Сандерс, его супруга, я, Алек Макдональд и Ребекка (медсестра из племени самбуру). Птицу зовут Лулу, это аист с хохолком, который кричит: «Ерунда!» Снимок сделал Нжангу. Дерри удалился, когда мы пригласили его сфотографироваться вместе с нами.

Мики вернулась к письму:

Мы молимся, чтобы скорее начались дожди. Говорят, что этот год выдался необычно засушливым, и нам ужасно не хватает воды. Поэтому дикие животные — слоны, носороги, буйволы — подходят очень близко к территории миссии. Ночью слышно, как кругом рыщут львы.

Боюсь, у тебя сложится впечатление, что я жалуюсь. У меня не было такого намерения. В целом я вполне довольна и, как всегда, полна решимости помочь этим людям. На это уйдет больше времени, чем я ожидала.